Герой Леонида Ярмольника бродит по полотнам живущего своей жизнью Арканара, вдыхает этот смрадный воздух, жалеет окружающих — и еще сильнее на них злится. В его усталой и закопченной фигуре можно признать настоящего интеллигента, который все видит, все понимает, но ничего не может изменить. Об этом неоднократно писали Стругацкие (еще подробнее — в «Обитаемом острове»): гордиев узел мечом не разрубить, но, раз бог молчит, можно попробовать.
«Трудно быть Богом». Прощальный опус магнум Германа снова на большом экране
Рецензии на фильмы >>
В рамках ретроспективы Алексея Юрьевича Германа, приуроченной к юбилею режиссера, можно будет увидеть на большом экране его последний фильм. Показы состоятся 22 и 23 сентября, а мы вспоминаем текст, написанный к премьере картины.
Но ведь отчаявшийся Бог – это же человек, дорогой мой!
«Солярис», Станислав Лем
Пространство вечной зимы и не закончившегося Средневековья. На Арканаре — планете-близнеце Земли — живут люди, которые похожи на нас (не во всем, конечно, но все-таки). Возрождение тут не случилось, и начались гонения на книгочеев и на образ мысли, искусство ушло из жизни людей, едва зародившись, оставив арканарцев наедине с собственным несовершенством. Здесь есть подобие государства, и подобие религиозного института, но они сеют семена еще большего невежества. Население планеты нечистоплотно во всех смыслах: все сморкаются, плюются, орут благим матом без причины и чешут покрытые струпьями спины, большинство людей измазаны грязью так, словно она служит им второй кожей.
Последний фильм Алексея Германа 
— вольная экранизация одноименной повести братьев Стругацких — это новый круг ада, еще более мрачное место, чем заснеженное пространство сталинского СССР в «Хрусталев, машину!». В той картине уже звучали ноты будущей симфонии: кажется, фильм «Трудно быть Богом» родился из сцены, в которой генерала медицинской службы (Юрий Цурило 
) бросают в машину к уркам. В клаустрофобическом пространстве кузова, заполненном темнотой и уродливыми лицами, происходит акт насилия маленьких и слабых над большим и сильным. В «Трудно быть Богом» таким клаустрофобическим пространством насилия оказывается целая планета, а моральными насильниками — целая раса. И никакие миссионерские отряды из более развитых мест тут дело не поправят.
Группа землян, которые должны были помочь арканарцам, смешались с общей серостью, — кто-то спился, кто-то ссучился. Дон Румата (бенефис Леонида Ярмольника 
) просыпается посреди собственного дома, где вовсю хозяйничают рабы — чешут вшивые головы, ходят в его сапогах, слоняются из угла в угол. Местный люд считает, что род Руматы Эстерского произошел от Бога, а значит, и сам Румата богоподобен. Он средневековая версия полковника Курца, великого воина, (само)провозглашенного бога и идола, вытесанного из тьмы. На самом деле — уставший человек, который предпочел бы смерть этим нескончаемым мукам и бесконечным мимикрическим процессам. Румата отлично владеет мечом, но никого не убивал — только отрезал уши, как древние воины или солдаты во Вьетнаме. Облачившись в доспехи, благородный дон превращается в языческое чудовище — насекомоподобное орудие убийства с двумя острыми рогами. И, прекрасно понимая, к чему все идет, он молится: «Господи, если ты есть, останови меня». Но все, что должно произойти, происходит. «Бог же может устать?» — задается успокаивающим вопросом Румата, пытаясь смыть грех Арканарской резни в исходящей паром луже. Впрочем, и это тщетно, на этой планете «водой грехов не смоешь», как говорит один из его слуг.
Герман демонстрирует лишь прелюдию к предполагаемой симфонии смерти: в доме Руматы собираются солдаты Святого Ордена, Румата надевает доспехи, спускается к «гостям» и убивает одного из них. Судя по разрушительным последствиям, зрелище самой резни человек просто не перенес бы. Даже для Руматы это тяжкое переживание, «большой взрыв», после которого он может наконец неспешно уехать в повозке в белеющую от снега даль. И трудно предсказать, что там впереди — еще более холодная зима посреди снежной пустыни или солнечные дни, сменившие мировую ночь.
Под видом Арканара братья Стругацкие изобразили тогдашнюю современную жизнь нашей страны. В киноверсии «Трудно быть Богом» также недвусмысленны переклички с советским прошлым. На арканарской версии гобоя Румата играет нечто, что здесь можно назвать джазом, — острое, обидное, проникновенное. Он цитирует Пастернака, выдавая за свои стихи знаменитые строки: «Гул затих, я вышел на подмостки, прислонясь к дверному косяку. » Он Гамлет, который живет в век, вывихнутый настолько, что если попытаться его вправить, будет перелом. Безумие одной огромной коммуналки любого может свети с ума: человек решит, что он бог и пойдет вершить правосудие, Бог же может устать и спуститься на планету, чтобы покарать крошечные существа, упивающиеся собственной мерзостью.
В оптике Алексея Германа насквозь видны все персонажи фильма — жалкие и ничтожные, неумелые, неумные, склонные к суеверию и обскурантизму. Кадр наполнен снегом и грязью, залит разочарованием и экскрементами. Это еще более радикальная вселенная, чем в «Фаусте» Александра Сокурова 
или «Туринской лошади» Белы Тарра 
. Однако если и рассуждать о каких-то параллелях в мировой культуре, то на ум приходит не они, и даже не Брейгель с Босхом, а «Андрей Рублев» Андрея Тарковского 
, первая сцена в котором — полет древнерусского изобретателя на воздушном шаре. Герман снял словно бы макабрическую, вывернутую наизнанку версию «Рублева». Здесь тоже есть мысль о полете: «Летать учимся! И все больше вниз!» — говорит один из многочисленных персонажей, который мимолетно возникает на переднем плане этого вечно движущегося муравейника-шапито.
Герой Леонида Ярмольника бродит по полотнам живущего своей жизнью Арканара, вдыхает этот смрадный воздух, жалеет окружающих — и еще сильнее на них злится. В его усталой и закопченной фигуре можно признать настоящего интеллигента, который все видит, все понимает, но ничего не может изменить. Об этом неоднократно писали Стругацкие (еще подробнее — в «Обитаемом острове»): гордиев узел мечом не разрубить, но, раз бог молчит, можно попробовать.
Фильм в прокате, и теперь, когда снег частично растаял, если выйти из кинозала на улицу, можно увидеть, как за пределами «Трудно быть Богом» Алексея Германа продолжает жить современный Арканар. Февраль. Достать чернил и плакать.
Ученый-землянин по имени Антон (Эдвард Жентара) вместе с коллегами выполняет научно-исследовательскую миссию на другой населенной планете. В отличие от высокоразвитых людей, инопланетяне живут по законам, характерным для земного средневековья. Хотя местные обитатели говорят на своих языках, выглядят они так же, как люди.
Трудно быть богом
Фильм Трудно быть богом — фантастико-приключенческая драма, снятая Петером Фляйшманом в 1989 году. В работе над проектом участвовали кинематографисты и актеры из СССР, Германии, Франции и Швейцарии. Фильм снят по одноименной повести советских братьев-фантастов Стругацких. События картины происходят в будущем. По сюжету, земляне изучают население далекой планеты, притворяясь ее обыкновенными жителями. Но со временем один из людей разоблачает себя.
Ученый-землянин по имени Антон (Эдвард Жентара) вместе с коллегами выполняет научно-исследовательскую миссию на другой населенной планете. В отличие от высокоразвитых людей, инопланетяне живут по законам, характерным для земного средневековья. Хотя местные обитатели говорят на своих языках, выглядят они так же, как люди.
Уже долгое время Антон живет среди этих существ под ложным именем Руматы Эсторского, богатого и уважаемого аристократа. Но для себя и своих коллег он остается историком с Земли. Его цель — наблюдать, находясь в обличии местного жителя, и не вмешиваться. Исследователям запрещено просвещать, изобретать, проповедовать, убивать и любым другим способом менять естественный ход событий.
В конце концов, варварские нравы инопланетян заставляют землянина забыть о своей миссии. Устав от чудовищной несправедливости вокруг, Антон решает вмешаться. Смотреть фильм Трудно быть богом можно онлайн.
Приступая к съемкам, Фляйшман намеревался превратить советский литературный шедевр в фантастический киноблокбастер мирового масштаба. Для этой цели режиссер позвал актеров из разных стран, а на главную роль выбрал поляка Жентару. Последний уже был известен мировой общественности, на что и рассчитывал Фляйшман.
Съемки проходили в Крыму, недалеко от Ялты. В качестве декораций для фильма в натуральную величину выстроили весь Арканар — инопланетный город, в котором происходят основные события. Бюджет фильма по меркам восьмидесятых был внушительным. Из-за масштабов работы съемочный процесс сильно затянулся. Режиссеру пришлось улаживать проблемы в Европе, вызванные переносом показа. Смотреть онлайн в качестве Трудно быть богом можно на нашем сайте.
Ни в настоящем, ни в обозримом прошлом я не вижу столь радикального художественного жеста, каким мне представляется «Трудно быть богом» — германовский «проклятый шедевр». Фильм еще не вышел в прокат, а написано и наговорено столько, что найти незатоптанное местечко совсем не просто. Меж тем «слова, слова, слова» — в обход главного. В чем же радикализм этого проекта — в шокирующей новизне кинематографического языка или все-таки в том, что сказалось через образную структуру фильма?
От эйфории до похмелья: «Трудно быть богом» — фильм о бедах реальности
Мировая премьера «Трудно быть богом» состоялась на Международном кинофестивале в Риме в 2013-м — и он вошел в историю кино как год Алексея Германа. Великого русского художника, создавшего «фильм на все времена». Текстом о нем мы продолжаем разговор о постсоветском кино в проекте ИК «Пролегомены», который курирует Елена Стишова. Рецензия вышла в январском номере ИК за 2014 год.
В 2020-м случилась глобальная катастрофа: микромир напал на макромир, и супертехнологии оказались бессильны. Человечество вверглось в очередной раунд «конца света», назначенный, помнится, анонимными оракулами на 2012 год. Opus magnum Алексея Германа обрел новую актуальность — его надо пристально пересматривать и открывать неосвоенные пласты и смыслы. Про то, что Бог устал, а Человек слаб и вовсе не венец творенья.
Ни в настоящем, ни в обозримом прошлом я не вижу столь радикального художественного жеста, каким мне представляется «Трудно быть богом» — германовский «проклятый шедевр». Фильм еще не вышел в прокат, а написано и наговорено столько, что найти незатоптанное местечко совсем не просто. Меж тем «слова, слова, слова» — в обход главного. В чем же радикализм этого проекта — в шокирующей новизне кинематографического языка или все-таки в том, что сказалось через образную структуру фильма?
Германовский долгострой тянет за собой символический эшелон внеэкранных смыслов, событий внутреннего и вселенского масштаба, шепоты и крики, шум и ярость. В ходе строительства фильма, который воздвигался титаническими усилиями энтузиастов, ведомых неукротимой волей творца, появились побочные сюжеты, сгустившиеся в мифологию, каковая — по части драматических и прочих перипетий из разряда «слишком человеческих» — успешно конкурирует с готовым фильмом См.: Злобны Алексей. «Герман — человек божий». — «Искусство кино», 2013, N 6; «Да, я хам, но все претензии после съемок». — «Новая газета», 2013, 27 декабря — прим. Е. С..
В этом эшелоне заняли законное место гипотетические ссылки — разноформатные шедевры мирового авангарда, предвестники мистических катаклизмов христианской цивилизации от евангельского Откровения Иоанна, предрекшего апокалипсис, от «Черного квадрата», знака бездны, где человечество и оказалось, пройдя сквозь искус рая на земле и прочие посулы. И сегодня имеется парадигма провокативных артефактов, вокруг которых возникает мощное энергетическое поле. Их фирменные поставщики — ерник Квентин Тарантино (чьей магии я не поддаюсь) и Ларс фон Триер, вдохновенный и неиссякаемый харизматичный игрок, снявший «конец света», чтобы медленно и печально, в слезах, насладиться последней красотой заката земной жизни.
С апокалипсисом человечество давно освоилось и весьма уютно, даже с комфортом, в нем угнездилось. Как в той же триеровской «Меланхолии».
По мне, Герман — круче. В своей аскезе, в осознанном нежелании дарить манки публике, в истовой серьезности нечаянного пророка. Наконец, в отсутствии дистанции между сотворенным миром и его создателем. Сегодня такое «не носят». Современный художник дистанцируется от артефакта, как матерый актер, который «не рвет страсти», зато виртуозно владеет умением имитировать их, доводя публику до экстаза.
Такого рода уловки так глубоко проникли в толщу нынешних представлений об искусстве, самого бытования искусства, что как-то неловко уличать иного знаменитого автора в неискренности, ибо искренность сымитирована — комар носу не подточит — с помощью наработанных приемов. Подумаешь про себя, но не всегда скажешь вслух: да это же медь звенящая. Эпатаж — а он по природе своей спекулятивен — умело притворяется «новым словом», прикрываясь бесстыдством формы. Публика, даже продвинутая, легко ведется на подобные имитации и приветствует лжемессий. Нет пророка в своем отечестве — евангельская максима обрела статус закона на все времена. Герман однажды испытал такое на своей шкуре, провалившись с «Хрусталевым. » на Каннском фестивале. Поражение обернулось триумфом буквально на следующий год. Но как протекали боренья автора с самим собой, какой ценой был оплачен приснопамятный просмотр в кинематографической Мекке? Вопрос скорее риторический. Нам не узнать, да и не понять.
Весь мир с любопытством ждал обещанного конца света в конце 2012 года, словно рождественского аттракциона. Слава богу, пронесло. Однако камешек все-таки упал — и в наш огород, не в соседский. Отделались Чебаркульским метеоритом, паллиативным светопреставлением, и стали жить дальше. Удобней думать, что конец света — что-то мгновенное и безболезненное, типа общего наркоза. Между тем это процесс и, как свидетельствует мировая культура, перманентный.
Человечество обрело дар рефлексии для того будто, чтобы прикидывать варианты своего конца. Столкновение с кометой или падение сверхкрупного метеорита? Если верить палеонтологам, такое уже случалось сотни миллионов лет тому назад. Именно тогда исчез класс динозавров, зато народились млекопитающие. Но есть и иной вариант — не такой эффектный, незаметный глазу, действующий по принципу «капля камень точит». Не из повести в жанре фэнтези вычитанный, а фактология реальной жизни. Гибель цивилизаций, вырождение этносов. «Ад — это другие» — формула выживания человечества, продиктованная инстинктом самосохранения. Герман, как всегда, против общих мест: «Ад — это мы». Фильм — про нас. Скажу грубее: про упершуюся в исторический тупик агонизирующую Россию. Про сумерки этноса, до дна исчерпавшего свою пассионарность.
«Трудно быть богом» — постапокалиптика. Пейзаж после вселенской катастрофы. Результат мутаций в процессе негативно направленного антропогенеза. Меня не вводят в заблуждение тропы, не смущает гротеск, не шокирует непролазная грязища, нечистоты, дымящиеся помойки, выгребные ямы, где топят книгочеев, выпущенные кишки; не удивляют ни торчащие повсюду виселицы — на них вздергивают умников, ни гниющие под моросящим дождиком трупы, приспособленные местной детворой для своих игр. Фрики, сошедшие с полотен Босха, полулюди, не иначе как из преисподней, игриво заглядывающие в камеру, — вроде бы местные аборигены. А я прочитываю эти кадры как коллективный портрет деградировавшего социума, пропущенного — и неоднократно — через мясорубку ленинско-сталинской селекции. Плановое созидание «нового человека» потерпело полную победу и запустило уже перешедший в стадию обскурации слом когда-то мощного этноса.
Вокруг чешского замка Точник расставлены знаки-зарубки, напоминания о нашем близком прошлом, каждое из которых имеет конкретную историческую ссылку. Иные можно развернуть в реальный документальный фильм, Снятый, к примеру, на строительстве Беломорско-Балтийского канала, где советские зэки давали фору рабам Рима, вручную сработавшим водопровод. Или в сибирской глубинке, на поселении семей врагов народа, которым незападло было долбить землянки в грунте вечной мерзлоты. Или в заброшенных промзонах нынешних городов-призраков, всего-то 20 лет назад многолюдных промышленных центрах. Такого докфильма еще никто не снял, но точно снимет.
Есть авторитетные научные свидетельства, объясняющие нынешнюю «порчу нравов» не стечением неблагоприятных «обстоятельств», а, что называется, из глубины. Послушайте:
Точная характеристика нашего времени, не так ли? А писались эти строки в 60-х годах прошлого века, когда автор этого пассажа Лев Гумилев работал над очередной книгой «Этногенез и биосфера Земли». Описывая стадию обскурации, типологию ее проявлений в социальной жизни, он опирался на примеры давно исчезнувших суперэтносов. Попал аккурат в нас.
Я считываю послание художника сквозь образы и фактуры, реконструирующие условный мир Средневековья с фирменной германовской дотошностью и перфекционизмом. Он и здесь лично контролировал каждый персонаж из массовки — «до пуговиц, до соплей, до небритости».
Режиссер, вписавший в историю кино великие массовые сцены, в новом для себя материале, в новом жанре создал эпически мощные панорамы на сюжеты русской истории, загримированные под условно инопланетную. Живые скульптурные группы, выполненные словно из мокрой глины, похожие то на пластилиновую анимацию, то на горельефы вдоль фасадов корявых, грубо сколоченных строений, напоминающих скорее лагерные бараки, чем человеческое жилье. Здесь, в Арканаре, властвует первобытный Хаос и нет ему конца.
Посланец Земли, благородный дон Румата, — человек из будущего. Он старше обитателей Арканара на несколько веков. Он обладает избыточным знанием, воспринимает сущее как праисторическое прошлое человека разумного, он представляет себе путь этой планеты в неведомое ей будущее, пытается ускорить это движение. И потому он — как бог.
Экспозиция, расстановка антагонистов осталась прежней, как 30 лет назад. Однако замысел эволюционировал. За десятки лет ожидания своего часа он напитался опытом режиссера, прошедшего свою Голгофу от дебютанта до классика. Обогатился уроками новейшей истории, отечественной и мировой.
Экранизация повести братьев Стругацких «Трудно быть богом», задуманная в момент окончательного обрушения русского идеализма, его последнего всхлипа в обличье оттепели, должна была стать эзоповой притчей-антиутопией о некоей планете, застрявшей в средневековом тоталитаризме, о героической, но тщетной попытке героя-одиночки развернуть в «светлое будущее» чужой исторический процесс. Расчет на аллюзии был без труда разгадан и пресечен, сценарий положен на полку.
Какая пифия могла предвидеть, что отложенный замысел придется в самый раз уже в другом тысячелетии, после очередного социального соблазна — очарования новой утопией, закончившейся, как водится, криминалом и беспределом. На сей раз цикл — от эйфории до похмелья — сильно укоротился. Навалилась лютая беда — необходимость жить в реальности. Запрограммированная опытом утопий коллективная подкорка плохо адаптируется к реальности. Привычка жить, под собою не чуя страны, все еще единственно возможный для нас modus vivendi. Спроста ли появились тексты — и неслабые — в жанре антиутопии? Первой ласточкой был рассказ «Новые Робинзоны» (1989) Людмилы Петрушевской, написанный на пике перестроечных грез. Потом «Кысь» (2000) Татьяны Толстой. Владимир Сорокин опубликовал «Опричников» (2006) и совсем недавно — «Теллурию» (2013). Все эти вещи принадлежат жанру постапокалиптики, описывают сумеречную жизнь при лучине после развала России и полного коллапса — жалкую жизнь тварей дрожащих в атмосфере духовного убожества, воинствующего обскурантизма и тотального страха.
В пору первых прикидок сценария авторская задача выглядела кристально ясной: под прикрытием вольного жанра фэнтези и политически безупречного имиджа земной (читай — советской) цивилизации портретировать чей-то там тоталитаризм как царство черных, пришедших к власти с подачи серых.
Вторая попытка оказалась много сложнее. Авторы и их герой Румата исторически повзрослели. Они уже знают о событиях на планете Земля: о крахе «империи зла», о перестройке и ее последствиях. Герман не отказался от старого замысла, стало быть, понимал: новое знание, неподцензурная ситуация, независимость дают ему возможность высказаться по-полной. Прозрачно закамуфлировать в фантазийные образы свою концепцию, нет, не германовское это слово, — свой плач по России, ее исторической судьбе.
Как бы далеко в прошлое ни уходил художник, он всегда снимает про настоящее. Про реальность, в которой живет он сам и живут его современники. Критика тоталитаризма в формах, принятых в 90-е, перестала быть актуальной повесткой дня — она сильно скомпрометирована, размыта до розовых соплей в потоке лживых фильмов и текстов. Отец российского гиперреализма Алексей Герман засомневался, что реализм как метод сработает, если его цель — не конкретный сюжет, где есть начало и конец, а иносказание, каковое не укладывается в привычные драматургические формы.
Герман не стал рассказывать историю Руматы, отказался от поступательно развивающегося сюжета, заменил нарратив броуновским движением в кадре. Отдельные персонажи, группы, колодники, местные спецназовцы в замысловатых одеждах, арканарские власти и Румата — все месят грязь под дождем, словно продвигаясь к невидимой цели. Я иду вместе с ними, среди них. Я в глубине потока познания. Я все узнаю, все видела, обо всем читала, о чем — догадывалась. Режиссер смоделировал реальность, для большинства зрителей скорее литературную, чем взаправдашнюю, и пригласил прогуляться по скользким от грязи дорожкам рукотворного ада. Как не вспомнить Ивана Лапшина с его мечтой вырастить сад на заброшенном пустыре:
Постсоветское кино с недавних пор пытается, но не может одолеть реальность. Причина этой напасти коренится не в личных качествах современного поколения режиссеров, людей с расшатанной валентностью (как сказал бы Виктор Демин), с иной ментальностью, чем та, какой обладали их — другого замеса — отцы. Домашние проблемы имеют «национальные особенности». Это отдельный сюжет. Сейчас важно, что наше кино встраивается в мировой кризис игрового, уже, кажется, готового отказаться от амбиций великого искусства. По факту оно перестало им быть. Стихийно произошел передел, образовалась новая конвенция между fiction и nonfiction. Реальность, по сути дела, сдана документалистам. Корифеи игрового кино в тисках киноиндустрии, жестко диктующей условия художникам, возвращаются на круги своя, в эпоху балагана, зато во всеоружии супертехнологий. Чем изощреннее технологии, способные повсюду заменить человека, тем неуклоннее падает креативная энергия гомо сапиенс. Таков закон.
А Герман — апологет и ценитель штучной, ручной работы. Он даже комбинированных съемок боялся, как чумы, не то что компьютерных. Вручную он и его помощники сделали эту грандиозную работу. Возможно, были способы максимально снять нагрузку с режиссера. Но он обретал свой творческий пик по мере того, как взваливал на себя все. Заставить его отказаться от сложившегося стиля работы — то же самое, что предлагать Ван Гогу писать виноградники Арля, защитившись шляпой от палящего солнца. Он сбрасывал шляпу. Ему нужно было палящее солнце и марево, в котором плавились виноградники. Тогда работа шла.
Алексей был теплым, широким человеком, гневливым, но отходчивым. Не брезговал крепким словцом. Терапевтический эффект бранной лексики хорошо известен. Этот не бог весть какой грех не мешал ему снимать картины такой пронзительной человечности, что рядом нечего поставить. 100 раз смотрела «Проверку на дорогах» (1971) и 100 раз получала удар по сердцу, когда допущенного в партизанский отряд перебежчика Лазарева свои бьют по лицу. Бьют так, что котелок с едой летит в снег.
В этом великом фильме клокочущая братоубийственная ненависть умеряется командиром Локотковым, деревенским дробным мужичком (гениальная работа Ролана Быкова). Сейчас такой фильм ни снять, ни сыграть. Почему? Не знаю. Та реальность — уже археология. Ее можно извлекать фрагментами из культурных пластов, но не реанимировать. Очевидна лишь убыль таких христианских ценностей, как любовь, жалость, страдание. Простая человечность перестала быть первичным человеческим инстинктом.
Летом 2012 года в программе Кинофестиваля в Карловых Варах был показан документальный фильм «Плэйбэк», в котором освещался ход и судьба сложного проекта «Трудно быть богом».
«Трудно быть богом» — фантастический фильм от Алексея Германа. Картина прославилась в первую очередь своим невероятно длинным процессом производства – порядка 14 лет.
Сюжет фильма Трудно быть богом
Земляне-наблюдатели находятся на планете, до сих пор находящейся в эпохе средневековья. Люди не имеют права вмешиваться в ход событий для сохранения существующего нейтралитета и равновесия сил на чужом мире. Но протагонист дон Румата нарушает запрет в тот момент, когда власть в государстве Арканаре захватывает некое «черное братство», группа кровавых фанатиков и убийц. Главный герой начинает сражаться с мерзкими врагами и фатальным образом вмешивается в ход событий всей планеты.
О фильме Трудно быть богом
Фильм «Трудно быть богом» основан на одноимённом романе братьев Стругацких.
Производственные работы над картиной начались ещё в 1999 году. Непосредственно съёмки стартовали в 2000 году на территории Чехии, где рядом с замком Точник был сконструирован город Арканар. Чуть позже снимали в павильонах Санкт-Петербурга, а также в Выборге. Затем возникли серьёзные трудности в плане финансирования. В результате последние съёмки фильма «Трудно быть богом» был закончены только в 2006 году. Впрочем, ещё предстоял длительный процесс постпродакшена.
В 2007 году закончилась работа над озвучиванием и по тогдашнему заявлению исполнителя главной роли Леонида Ярмольника, картина могла выйти в прокат в 2008 году. Собственно, в начале 2008 был закончен монтаж фильма и режиссёр Алексей Герман представил черновой вариант фильма «Трудно быть богом» зрителям. По словам кинопродюсеров первые отзывы посмотревших были восторженными.
Тогда было принято решение переименовать фильм. Сначала в прессе появилось название «Резня в Арканаре», а сам сценарий публиковался под именем «Что сказал табачник с Табачной улицы». Позже картина носила название «История арканарской резни», но в 2012 году Алексей Герман сообщил, что фильм всё-таки выйдет именно под оригинальным названием первоисточника.
Фильм «Трудно быть богом» должен был стартовать в кинотеатрах в 2011 году, но Алексей Герман сообщил той осенью следующее:
Летом 2012 года в программе Кинофестиваля в Карловых Варах был показан документальный фильм «Плэйбэк», в котором освещался ход и судьба сложного проекта «Трудно быть богом».
И всё-таки в 2012 году премьера картины не состоялась – режиссёр ссылался на проблемы со здоровьем и технические сложности в плане озвучивания.
Алексей Герман ещё в начале съёмок, заявил, что это его последний фильм в карьере. Режиссёр знаменит такими картинами как «Двадцать дней без войны» (1976), «Проверка на дорогах» (1971), «Мой друг Иван Лапшин» (1984).
Съемочная группа фильма Трудно быть Богом
Режиссёр: Алексей Герман
Сценарий: Алексей Герман, Светлана Кармалита.
Актеры: Леонид Ярмольник, Олег Ботин, Константин Быков, Евгений Важенин, Валерий Величко, Дмитрий Владимиров, Евгений Герчаков, Михаил Гуро
Ни на что не похожее кино, которое мог снять только один человек на земле
Рецензия на фильм «Трудно быть богом»
Ни на что не похожее кино, которое мог снять только один человек на земле
Трейлер
В далеком будущем на далекой планете несколько землян наблюдают за жизнью в Арканарском королевстве, напоминающем средневековые земные царства. Вмешиваться в жизнь обитателей они не могут – те должны цивилизоваться естественным путем, который займет у них столетия. Но и жить в Арканаре бывает совсем невыносимо.
Кадр из фильма «Трудно быть богом»
Удивительно, конечно, что три главных фильма по мотивам книг братьев Стругацких были сняты Тарковским, Сокуровым и Германом. Братья-то писали ясные, зачастую очень кинематографичные фантастические повести. Из «Пикника на обочине» с его девочками-мартышками и призраками-мясорубками, с инопланетным мусором и жестокими психологическими поворотами хоть сейчас делай голливудский фильм с Брэдом Питтом – а вместо этого два немолодых мужика и сталкер едут на дрезине мимо мертвого пейзажа туда, куда ехать, скорее всего, не надо. «За миллиард лет до конца света» сложнее для экранизации – поэтому Сокуров решил не экранизировать их вовсе, организовав в «Днях затмения» свой собственный, завораживающий параллельный мир. «Трудно быть богом» – ну чего уж проще; законспирированный ученый Антон, бодрый советский парень, под видом вельможи дона Руматы исследует незнакомую грязную планету, задыхаясь от ее миазмов и дикости; советским подросткам виделась трагическая, романтическая картина про одинокого героя.
Кадр из фильма «Трудно быть богом»
Идеальное слово для того, чтобы описать происходящее на экране у Германа, – месиво. Кал, грязь, слюни, протухшие объедки, кишки и кровь; ноябрьская морось кажется глотком свежести. В расположенном на далекой планете Арканарском королевстве царит более-менее человеческое средневековье с уклоном в беспросветный ад. Болезни не лечатся, вокруг полно уродов; хороших людей топят в нужниках, плюс повсюду виселицы и трупы с выеденными глазами. Утопающий по колено в грязи, с трудом передвигающийся Румата читает вслух Пастернака и играет джаз на дудке типа «саксофон» – что еще ему остается. Шансов стать спасителем этого мира у него нет. Он разве что может избавить от грязной кровавой мясорубки отдельных людей, а так – руки скованы; если взять в них меч, кровь только умножится и все равно никто ничего не поймет. Полная безысходность и абсолютная усталость хорошего человека, занесенного в преисподнюю.
Кадр из фильма «Трудно быть богом»
Фильм ждали долго, уже даже сложился некий канон его воспевания. Рецензенту необходимо написать, что мир фильма напоминает о Босхе и Брейгеле, что Герман создал чудовищно страшный мир, который засасывает зрителя, как черная дыра, что режиссер словно заслал операторов со скрытой камерой в Средневековье, и так далее. Любопытнее другое: отчетливо видишь и слышишь в каждой сцене самого режиссера. Пожилого, очень нервного, легко возбудимого, очень злого на людей (и не без основания), склонного проговаривать мораль почти как Эльдар Рязанов («После Серых всегда приходят Темные») и, как он, подверженного шестидесятнической патетике (декламация пастернаковского «Гамлета» делает этот мир совсем уж искусственным). Страшное, грязное, противное пространство – но хваленый «документальный» эффект нивелируется его очевидной выстроенностью, отрепетированностью каждого движения актеров и операторов. И будем честны – в определенные моменты, когда Ярмольник в пятнадцатый раз начинает размазывать какое-то дерьмо по лицу, это еще и просто скучно.
Но все это отдельные придирки, направленные скорее на то, чтобы сбить пафос. «Трудно быть богом» заседает в памяти, как случайно проглоченная иголка в легких: уколы будут ощущаться постоянно, и вряд ли найдется врач, чтоб эту иголку извлечь. Впустить его в себя трудно, а выпустить – вовсе невозможно; и во многих современных, вроде бы цивилизованных людях долго будут чудиться германовские чудища, которых причесали и облагородили, но чью душу так и не смогли изменить.
Источники
